Время пожилое — время золотое. Заметки о пути, тайне и старости

Дарья Мамаева, 2011

Так было не всегда. Когда-то давным-давно первозданный Богом мир не знал таких изменений. Красивое не блекло, источники всегда были полны, стройное не гнулось, а здоровое не заболевало. Но в начале истории случилась катастрофа, все перевернулось и человек потерял Бога. Мы вынуждены были признать процессы старения и умирания естественными, мы придумали новые истины и назвали их «вечными»: все течет, все утекает:

Мне 22 года и я хочу поговорить о старости. Я не буду говорить о пожилых людях или о людях преклонного возраста. Потому что даже самые любимые и близкие из них — это «они». Важно как-то понять, что это разговор не о «них», это разговор о «нас». «Они» — это то, что ждет каждого из нас впереди. И это в лучшем случае. Старости не нужно бояться. К ней нужно готовиться.

Горькие слова

Понять значит почувствовать другого как себя, услышать в нем неповторимый голос и найти в себе его отголосок. Для того чтобы понять что-то, достаточно заглянуть в себя и поймать в себе какие-то признаки, начала явления. Чтобы понять старость, можно поставить простой опыт: попробуйте пройти по улице с той же скоростью, что и бабушка на противоположной стороне. И так идите хотя бы пару минут, а затем снова перейдите на свой шаг. Главное — это то, что в этот момент будет происходить внутри вас. Каково?

Мы услышим слова об одиночестве: Когда были силы, когда могла работать, то всем была нужна, а теперь нужно все время ждать кого-то, просить о помощи. Была интересная работа, положение в обществе, были маленькие дети, но дети росли, стаж шел, приближались поздние годы. Силы ушли, люди тоже. Скука. Вся жизнь прошла в уважении, все вокруг кипело-бурлило, каждый день приносил что-то новое — простое и сложное, но что-то такое, с чем нужно было бороться, что можно было преодолеть. Кажется, все в прошлом, вся жизнь позади. И радости, и печали. Теперь — болезни. Кажется, и выйти больше некуда — в больницу и обратно. Теперь уж смотря в зеркало не улыбнуться себе, не увидеть там свежее лицо с блестящими глазами. Нервы, боль, таблетки, костыли. Страшно зависеть от других, не хочется потерять свободу.

И зачем вообще было начинать — если все так стремительно проходит? Если целью начала был конец? Если самое главное было так мгновенно? Так мучительно трудно было — жить, чтобы затем состариться и: умереть.

Дары старости

Мы живем в путанное время, когда книжная мысль о почтении к старшим практически и остается книжной. Мы помним о том, что в старой культуре признавали абсолютную власть пожилых лиц. Верховный Совет Спарты состоял из тридцати геронтов (дословно — «стариков», младшему из которых было 60 лет). В Законе Моисея сказано: «Пред лицом седых вставай и почти лицо старца» (Лев. 19,32). Семьдесят старейшин как самых достойных помогали Моисею в пустыне при исходе евреев их Египта. Да и в целом, слова, имеющие в виду людей, стоящих высоко на социальной лестнице: «сенат», христианское — «пресвитер», мусульманские — «шейх» и «муфтий» — все восходят к одному корню, к слову «стареть, старость».

Сегодня мы все также желаем друг другу долголетия, поем песни про «Мои года — мое богатство» и считаем смерть в юном возрасте ненормальной. При этом — все объемлет и, в действительности, все заменяет культ молодости, здорового и красивого тела, активного образа жизни. Не прекращать движение, торопиться, успевать, покупать! И кажется, что старости вообще нет места в этой гонке за успехом. Потому и страшна она — со своими болезнями и слабостью.

Но ведь можно сломать гнилые сети современного маркетинга, плюнуть на все, что подсовывают нам в глянцевой рекламе! А посмотреть на жизнь человека иначе — так, как это было традиционно для человеческой истории и для христианства, в частности. Жизнь ведь делится не на две части — детство (не-совсем-жизнь) и зрелость (сама-жизнь). Прибегнем к простой арифметике,. Если жизнь человека — будем скромны — длится 60 лет, последние и первые двадцать отбрасываем, из оставшихся выбираем самые удачные и отнимаем треть — на сон: получается, что жизнь человека длится от силы лет десять.

Неверно это, несправедливо и немилостиво. Жизнь состоит из равных долей, условно назовем их так: весна (время взросления), лето (время подвигов) и осень (время духовных плодов). В одном из восточных языков есть особое название старости — «время урожая». Но для того чтобы урожай был собран, он должен быть когда-то посеян и возделан. Потому крайне важно прикладывать особые усилия к своему становлению с ранних лет. Как говорят, счастливая старость не миф, а плод мудрой жизни.

Вы никогда не обращали внимание, что часто между бабушками, дедушками и внуками бывает такой легкий, счастливый контакт, а между родителями и детьми его вообще может не быть? Значит, что-то внуки находят в своих дедушках и бабушках, кроме гостинцев и подарков. В старости уходит все наносное, излишнее или обманчивое. Сухая трава выкошена, листья убраны, в корзинах — лежат спелые плоды.

Многие люди в пожилое время становятся очень простыми; приобретают непосредственность, схожую с детской. Они могут обходить некоторые общепринятые нормы — то, что мы называем тактичностью, воспитанностью — и видеть мир радостным, немутным взглядом. Вы обращали внимание на то, что некоторые пожилые обладают совершенно особенным чувством юмора, фантастически раскрепощенным, свободным. Они в состоянии со спокойным мужеством и куражом посмеяться над собой, над миром. Это взгляд, когда человек приподнимается над трудностями и своими проблемами.

Старость — время таинственное. В том смысле — как и детство. Про детей столько написано, выдумано; но на самом деле, что происходит в ребенке в период взросления, мы не можем знать — не помним, а напрямую не узнать. Вот так и с глубоко пожилыми — никакие психологические тесты, исследования, беседы эту тайну до конца не откроют. Лишь иногда пожилые люди тихонько о чем-то говорят. А.Ф. Лосев в одном из последних интервью сказал: «Я дерусь молча». Наверно, он говорил про молитву:

Разные «старости»

Поздние годы — это драгоценное время, когда можно наконец не только быть самим собой, но и побыть с самим собой: можно оглянуть свою жизнь, понять, чего ты хочешь на самом деле, что-то отдать, что-то простить, сделать что-то.

Это возрастной рубеж, когда люди, живущие в дружбе с Богом и людьми, достигают особой просветленности. Про святых можно сказать, что старость в принципе была вершиной их жизни! Это светлая старость.

Есть старость другая, безумная. Что это: мученичество? Есть старость немощная. Страдание, учит Церковь, очищает человека, врачует его душу: Мы не знаем путей Господних и не можем постигнуть их, да и не должны мы этого делать. Верим, что нет в этом мире вещей беспричинных и все в нем взаимосвязано. Остальное — молчание.

Есть еще одна старость — деятельная. Когда человек не обращает внимание на свой возраст, активно продолжает осваивать новое для него информационное пространство, делится своим ценнейшим профессиональным опытом или просто каждый день выходит под ручку с приятельницей гулять в парк, а затем бежит в кино. И делает это просто так — потому что Бог дал силы, потому что в нем бурлит не необходимость  выживания или медицинская необходимость, а просто интерес к жизни, желание впечатлений, общения.

Бывает иначе. Человек вдруг специально останавливает свою кипучую деятельность. Композитор, находясь на вершине признания и творческого подъема, раз — и резко перестает сочинять музыку. Так было, например, с Россини, который, находясь в ореоле славы, неожиданно прекратил писать. И прожил еще очень долго без угрызений совести о закопанном таланте. И это не единственный случай (вспомните нашего Гоголя).

Кто-то из великих специально пресекал свой талант. У кого-то вдруг вдохновенный источник иссыхал сам. В любом случае мудрые принимали подобную слабость с благодарностью, как великий дар, выводящий человека на высшую ступень бытия. Где уже нет подделок, игры и фальши. Когда можно сказать всему миру: «Оставь меня, сходи с ума без меня. Я прошел твои испытания, вон — я вижу уже выход». Человек исчерпался, умер для земных дел. Но вместе с этим в нем должна вызреть другая сила, бодрость для иных дел.

«Стыдное»

Мы привыкли считать стыдным, неприличным прямые разговоры о смерти: с больными — «Жестоко!», со старыми — «Нетактично!», с молодыми — «Ну что вы!!». При этом закоренелом взгляде на конец пути признаем, что родом эта истина из «семидесяти красных лет» и для христианства она абсолютно дика и неприемлема.

Старость — это не время последней битвы за проблески молодости. Это благородное время, когда человек останавливается на своем пути, прислушивается к себе и смотрит на Восток, туда, где расположен его Дом. И в этом Доме его уже ждут.

В детстве мы различаем на лице ребенка какие-то черточки мамы, какие-то — дедушки; мы видим отблеск того, каким он вырастет. В зрелом возрасте мы читаем на лице первые морщинки, тело как-то изменяется, на голове появляются первая седина, это признаки старости. В пожилом возрасте в человеке мы можем почувствовать — по взгляду, из глубины души — огни Вечности.

В середине нашего века константинопольский патриарх Афинагор I однажды признался журналистам: «Я хотел бы умереть после болезни, достаточно долгой, чтобы успеть подготовиться к смерти, и недостаточно длительной, чтобы стать в тягость своим близким. Я хотел бы лежать в комнате у окна и видеть: вот Смерть появилась на соседнем холме. Вот она входит в дверь. Вот она поднимается по лестнице. Вот уже стучит в дверь… И я говорю ей: войди. Но подожди. Будь моей гостьей. Дай собраться перед дорогой. Присядь. Ну вот, я готов. Идем!»…

Смерть не тупик, но — дверь. Не конец, а — начало. «Умереть» значит войти в вечную жизнь, где живая душа встретится с Живым Богом. Смерть для христианина — тяжелое, но радостное событие. Христос победил смерть, она уже не страшна. Потому что теперь смерть — это рождение.

Какая радость, когда Бог дает время для подготовки к встрече с Ним. Когда нам есть что взять с собою — веру в Господа, добрые дела как свидетельства о ней. И причаститься Небесным Хлебом нужно будет перед дорогой. А затем сказать: «Ну вот, я готов. Идем!»…