Гимн женщине-христианке

Жены-мироносицы, прот. Александр Шмеман

Когда на Страстной неделе мы слушаем рассказ о страданиях Христа, о его распятии и смерти, нас неизменно поражает одна подробность этого рассказа: верность Ему до конца немногих, главным образом — женщин, о которых почти ничего другого и не сказано в Евангелии. Про учеников Христа сказано, что все они, оставив его, бежали. Петр трижды отрекся от Него. Иуда предал Его.
За Христом, во время Его проповеди, ходили толпы народа. И все от Него ждали чего-то: ждали помощи, чудес, исцелений, ждали освобождения от ненавистного римского ига, ждали устройства своих земных дел. Смысл же Его учения — проповедь самоотвержения и любви, проповедь всецелой самоотдачи — все эти бесчисленные люди понимали плохо, да вряд ли и вслушивались в нее. Христос мог помочь, и к Нему и за Ним шли. Но вот стала расти ненависть к Нему народных вождей и власть имущих. В Христовой проповеди любви зазвучали предсказания о том, что теперь Он самого себя принесет этой любви в жертву. И толпа начала редеть, таять. В последний раз земная слава, человеческий успех Христа вспыхнули ярким пламенем в день торжественного входа Его в Иерусалим, когда, по слову Евангелия, «потрясеся весь град». Но это была только минута. И не потому ли так радостно и восторженно встречали Христа, что опять, опять ждали от Него и хотели земного царства, земной победы, силы и славы?
И все это сразу кончилось. Свет погас, и за Вербным воскресеньем наступила тьма, одиночество и безысходная печаль Страстной недели. И не было ли самым страшным в эти последние дни — предательство близких, учеников, тех, которым Христос действительно отдал всего себя? В Гефсиманском саду даже трое самых близких не выдержали и заснули, пока Христос в последнем напряжении, в кровавом поту готовился к страшной смерти. Мы знаем, что Петр, так громко обещавший умереть со Христом, в последнюю минуту дрогнул, отказался, отрекся, предал… «И тогда, — пишет евангелист, — все, оставив Его, бежали».
Но вот, оказывается, не все. У Креста наступает час земной верности и земной любви. Те, которые во время «успеха» были, казалось, так далеко, которых мы почти не встречали на страницах Евангелия, те, которым, по словам евангелиста, Христос не говорил о Своем воскресении, и для кого, таким образом, в эту ночь у Креста все кончалось, все гибло, — эти оказались верными, пребыли в твердой земной любви. Евангелист Иоанн пишет: «При Кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его Мария Клеопова и Мария Магдалина».
А потом, после смерти Иисуса, «когда настал вечер» пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса. Он, пришед к Пилату, просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело, и, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом гробе, который высек он в скале, и, привалив большой камень, удалился…». Через день, по прошествии субботы, на рассвете третьего дня, те же женщины пришли ко гробу, чтобы, по обычаю того времени, помазать мертвое тело ароматами. И именно им первым явился Христос воскресший, они первые услышали от Него то «Радуйтесь», которое навеки стало сущностью христианской силы.
Этим людям, этим женщинам не открывал Христос, как двенадцати избранным им апостолам, тайн будущего, они не знали ни смысла его смерти, ни тайны грядущей победы, грядущего воскресения. Для них смерть учителя и друга была смертью, концом, и притом страшной и позорной смертью, страшным концом и обрывом. Они стояли у Креста только потому, что любили Иисуса, и, любя, сострадали Ему. Они не оставили это бедное, измученное тело, но совершили все то, что извечно совершает любовь при последнем расставании. Те, кого просил Христос побыть с Ним в час страшного борения, когда, по слову Евангелия, начал он «ужасаться и тосковать», те — бросили его, бежали, отреклись. Те же, кого Он ни о чем не просил, остались верными своей простой человеческой любви. «А Мария стояла у гроба и плакала». Так сквозь все века плачет любовь, как сам Христос плакал у гроба друга своего Лазаря. И вот — эта любовь первая узнала о победе; этой любви, этой верности первой дано было узнать, что не надо больше плакать, что «поглощена смерть победой» и нет и не будет уже никогда этой безнадежной разлуки.
Так вот, значит, смысл этого воскресенья жен-мироносиц. Оно напоминает о том, что любовь и верность одни сияли тогда, в той безнадежной тьме. Оно зовет нас к тому, чтобы не умерли и не исчезли ни верность, ни любовь в мире. Оно судит наше малодушие, наш страх, наше вечное и рабское самооправдание. Таинственные Иосиф и Никодим, или эти женщины, идущие на рассвете ко гробу, — так мало места занимают в Евангелии. И однако именно здесь решается вечная судьба каждого из нас.
Мне думается, что именно в наши дни мы особенно нуждаемся в воспоминании об этой любви и о простой человеческой верности. Ибо наступило время, когда и их развенчивает воцарившееся в мире злое учение о человеке и человеческой жизни. Веками, слабо, но светил и мерцал в мире отблеск верности, любви, сострадания, что молча присутствовали при страданиях всеми брошенного Человека. И нам как за соломинку надо хвататься за все то в нашем мире, что еще живет теплом, светом простой, земной человеческой любви. Любовь не спрашивает человека о теориях и идеологиях, она обращена к его сердцу и его душе.
Грохотала человеческая история, рождались и падали царства, строилась культура, бушевали кровопролитные войны, но всегда, неизменно над землей, над этой смутной и трагической историей светил образ женщины. Образ заботы, самоотдачи, любви, сострадания. И не будь этого присутствия, не будь этого света, наш мир, несмотря на все его успехи и достижения, был бы всего лишь страшным миром. Можно не преувеличивая сказать, что человечность человека спасала и спасает женщина, и спасает не словами, не идеями, а вот этим своим молчаливым, заботливым, любящим присутствием. И если, несмотря на все зло, царствующее в мире, не прекращается тайный праздник жизни, если он празднуется в бедной комнате, за нищенским столом так же радостно, как во дворце, то радость и свет этого праздника в ней, в женщине, в ее никогда не иссякающей любви и верности. «Вина не хватило…» И пока она тут — мать, жена, невеста — хватит вина, хватит любви, хватит света на всех…