Великая Суббота

Чтобы понять богослужение Великой Субботы, надо поговорить прежде всего об источниках церковного знания о Великой Субботе. Дело в том, что в Четвероевангелии, как известно, не сказано ничего о сошествии Господа во ад; там говорится только о смерти и воскресении. Сошествие во ад в Четвероевангелии не упоминается, о нем говорится лишь в посланиях апостольских (Еф. 4, 8-7; 1 Петр. 3, 19-20), причем довольно кратко. Но вместе с тем мы имеем очень развитое богослужение этого дня, в котором говорится именно о сошествии во ад, причем в таких подробностях, которые домыслить невозможно. С другой стороны, мы имеем древнюю и разработанную иконографию.

Известно, что икона Воскресения в том виде, в каком мы очень часто ее видим: Господь в белых одеждах, с хоругвью, Крест, гроб, камень, Ангел — это очень поздняя иконография, а Византия и Русь знали Воскресение, изображаемое в виде Сошествия во ад. Именно икона Сошествия во ад долгие века на православном Востоке была единственным изображением Воскресения Христова. Если взглянуть на эту икону, мы увидим черную бездну, в которую спускается Господь; обычно при этом Его гиматий развевается — этим, очевидно, изображается стремительность Его движения.

Ногами Своими Господь стоит на разрушенных вратах ада. Двери ада сокрушены, полностью разрушены. Справа и слева от Христа изображаются ветхозаветные пророки, цари (их можно узнать по царским венцам) Давид и Соломон; на иконе мы видим и Иоанна Предтечу, который раньше Христа пострадал, раньше умер, пришел во ад, и там проповедовал грядущее Христово Воскресение. Эти пророки всегда изображаются в беседе друг со другом. Вспомним, что на иконе беседа изображается жестом руки; именно так изображены здесь ветхозаветные пророки, и большинство из них смотрит не на Христа, а друг на друга. Господь берет за руку Адама; на классических иконах это удивительная встреча: лицо Адама, который ждал и дождался, и Господь, берущий его за руку, совершенно бессильную, и с такой силой увлекающий его за собой. Рядом Ева. Выведение грешного человека из ада, спасение его — вот момент этой встречи. Вспомним стихиры прощеного воскресенья: «Седе Адам прямо рая, и рыдая, плакаше…» — момент расставания с раем, и вот сейчас момент встречи.

Часто в этом черном проеме изображается фигура, связанная по рукам и ногам. Очевидно, это антропоморфное изображение ада, олицетворение его, связанного по рукам и ногам, скованного цепями, и Господь часто даже попирает его Своей ногой. На византийских иконах иногда встречается интереснейшая деталь: на огромном пространстве изображаются разные части ворот — гвоздики, петли, ключики и их там столько, сколько представить себе невозможно. Ясно видно, что все то, что ад себе построил, укрепил, разрушилось, разлетелось в пух и прах.

Так откуда же все это взялось, откуда все это заимствовано? Ясно, что из канонических Писаний нельзя почерпнуть столь подробного и детального рассказа о сошествии во ад, какой мы видим в нашем богослужении и в нашей иконографии. Существует так называемое Никодимово Евангелие, или Евангелие от Никодима. В окончательном своем виде, скорее всего, оно оформилось к V веку, но по свидетельству научной критики, сложилось из более древних источников, причем нескольких источников, имеющих каждый свое название, восходящих к апостольским временам. Таким образом мы имеем дело с фиксацией чрезвычайно древнего христианского предания, и сам этот памятник — Евангелие от Никодима, удивительно интересен.

А как же это могло описываться, кто же об этом мог рассказать? Об этом апокрифические источники тоже говорят. Напомним, что слово «апокриф» в данном случае имеет не отрицательное, а нейтральное значение: апокриф — это не обязательно что-то плохое, это может быть книга, не включенная в число канонических Писаний, но являющаяся фиксацией Предания. Все Богородичные праздники, кроме Благовещения, основаны на апокрифах; ведь в Четвероевангелии ничего не говорится ни об Успении, ни о Рождестве Богородицы, ни о Введении Ее во храм, но Церковь принимает апокрифы, которые являются не искажением церковной истины, а фиксацией церковного Предания. Эти тексты Церковь принимает как Предание церковное, но не принимает как боговдохновенное Писание, у них другой статус. То, что в них написано, Церковь принимает и использует в своем богослужении и изобразительном искусстве, но не считает боговдохновенным Писанием; так это происходит и с Никодимовым Евангелием.

В нем все описано чрезвычайно живо, но кто же мог об этом рассказать? Рассказать это могли те, кто воскрес в день смерти Христа. Мы же читаем в Евангелии, что «гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли, и, вышедши из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим» (Мф. 27, 52-53). И частью Никодимова Евангелия является рассказ двух воскресших мертвецов, которые были сыновьями св. Симеона Богоприимца, (есть такое церковное предание), и это можно себе представить: они были праведные люди, и воскресли, и рассказали о том, как все происходило в аду. Этот рассказ и составляет основное содержание Никодимова Евангелия.

Там рассказывается о том, что во мраке и во тьме кромешной вдруг раздается громкий голос: «Откройте врата, и внидет Царь славы!» Сатана спрашивает: «Кто есть Сей Царь славы?» — и слышит в ответ: «Господь сил, Той есть Царь славы». Там все это описано очень ярко и впечатляюще. И пророки начинают говорить: «Ну, конечно, это же я проповедовал!» И Царь Давид и другие пророки начинают друг с другом беседовать об исполнении пророчеств. И можно себе представить, как пророки жили, проповедовали, потом умирали и сходили во ад, и затем туда пришел Иоанн Предтеча и сказал, что все исполнилось. И вот, наконец, пришел Сам Царь славы, пришел Избавитель, и они реально увидели, что их пророчества исполняются. Можно представить себе их ликование.

Описывается сокрушение ада и сатаны, причем, видимо, это разные фигуры, т.е. имеет место некая персонификация, олицетворение ада, чего-то отдельного, и отдельно еще говорится о победе над сатаной. Такой прием, как олицетворение, часто фигурирует в церковной культуре. Вспомним, например, некоторые иконы Крещения Господня, где в водах Иордана, как сквозь темное стекло, видно человеческую фигуру — это олицетворение Иордана. И в богослужении мы будем встречать олицетворение, там есть тексты, в которых говорится: «Днесь ад, стеня, вопиет…» — сегодня ад со стоном говорит, и жалуется, и плачет. В уста ада влагаются некоторые слова, и основано все это на Евангелии от Никодима.

Итак, утреня Великой Субботы: двупсалмие, шестопсалмие, великая ектения. Но далее уже поется Бог Господь, и в замене постного Аллилуйя на Бог Господь можно увидеть уже знамение нового в богослужении, явление чего-то ранее не бывшего, приближение к Воскресению.

За песнопением Бог Господь следуют три тропаря. Два из них, первый и последний, нам знакомы, это Благообразный Иосиф и на И ныне — Мироносицам женам. Все это было на вечерне. Но между ними на Славу вставляется тропарь Великой Субботы:

«Егда снизшел еси к смерти, Животе Безсмертный, тогда ад умертвил еси блистанием Божества, егда же и умершия от преисподних воскресил еси, вся силы небесныя взываху: Жизнодавче Христе Боже нас, слава Тебе!»

Что это такое? Это воскресный тропарь второго гласа. Воскресных тропарей существует восемь, но из них выбран тот, который больше других говорит о сошествии во ад. Но подумаем о другом: все-таки этот тропарь воскресный! На вечерне его не было, а на утрени он уже добавляется; ведь на утрени всегда полнее и глубже раскрывается празднуемое событие. На вечерне уже появлялись воскресные, победные тексты, а на утрени они являются в еще большей степени, и вот уже звучит воскресный тропарь. Нам открывается, что суббота неотторжима от воскресенья, любая суббота года чрезвычайно тесно связана с воскресеньем. Корень этого — в богослужении Великой и Лазаревой Суббот, которые во многом являются богослужениями воскресными. Ветхозаветный седьмой день и новозаветный седьмой день как бы соединяются в субботе, являя нам и покой, и смерть, и воскресенье, и это единство нужно обязательно чувствовать. Ни в коем случае не отменяется исключительное значение воскресенья, и ни в коем случае не исчезает особенный акцент субботы, но они постоянно будут сталкиваться и научать нас чему-то такому, что трудно выразить в конкретных словах, но можно опытно узнать, участвуя в богослужении.

Тропарь Благообразный Иосиф — это тропарь о положении во гроб, а Егда снизшел еси — это тропарь о сошествии во ад и победе над ним, и в нем говорится, что Господь уже воскресил умерших, а Мироносицам женам — это тропарь о том, как мироносицам явился Ангел и сказал о том, что Господь воскрес.

В конце пения этих тропарей священнослужители исходят из алтаря (хотя указания на это в Типиконе нет), и начинается самая обширная, самая знаменитая и выразительная часть утрени Великой Субботы — пение Непорочнов. Непорочны — это 17 кафизма, которая уже упоминалась нами в связи с воскресным богослужением. Текст ее говорит о любви к Закону Божию, причем говорит от первого лица — о том, что Закон Божий слаще меда, драгоценнее злата и топазия, дороже всего на свете. Повторим уже сказанное раньше, что слова эти, сказанные от первого лица, в полной мере могут быть приложимы к Единому безгрешному, к единственному абсолютному Праведнику — Господу нашему Иисусу Христу, который был послушен Своему Отцу и ни в чем не преступил Его воли, ни в чем не преступил Закона. Вспомним знаменитое изречение о том, что в Псалтири поет, радуется и молится Сам Господь и Его святая Церковь, и к 17 кафизме это приложимо в полной мере. Действительно, в полной мере эти слова мог произнести только Господь. И в Великую Субботу нам является крайний, абсолютный смысл этих слов, потому что 17 кафизма здесь поется так, как она не поется никогда.

Чисто внешне она делится на три части, на три статии. Само это трехчастное деление употребляется на погребении мирян, монахов, и священников, но особенность Великой Субботы состоит в том, что здесь к каждому стиху припевается особый краткий текст, который называется «похвала». Стих псалма — похвала, стих псалма — похвала, и т.д.; все это должно петься. Уловить смысл такого соединения очень трудно, и мы не будем сейчас пытаться нашими слабыми словами это выразить, но в литургической литературе можно встретить попытку более ярко, более ясно объяснить, что же это за особый текст — слова Псалтири, которые мог бы произнести, в полной мере приложив к себе, только Христос, и гимнография, которая говорит о Его погребении и сошествии во ад, о победе над смертью. Перемежаются краткие тексты, и почувствовать их единство — довольно сложная задача.

Итак, три статии. После каждой статии глаголется малая ектенья, И надо сказать, что если проследить саму динамику, само изменение содержания текстов от 1 к 3 статии, то нам очень ясно является постепенное просветление, постепенное приближение к Воскресению. Чем ближе к 3 статии, тем чаще говорится о Воскресении. И последний тропарь уже прямо содержит такую молитву:

Таким образом, мы подошли вплотную к Воскресению, мы уже стоим у дверей, которые пока закрыты и вот-вот должны перед нами открыться.

После пения 17 кафизмы с похвалами на три статии назначено пение тропарей по Непорочнех — тех, которые нам известны по воскресному богослужению. Это знаменитый воскресный текст: сначала поется «Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим», а дальше «Ангельский собор удивися, зря Тебе в мертвых вменившася…» И затем все воскресные тропари по Непорочнех. Еще ближе Воскресение, идет уже чисто воскресный текст, естественный для воскресного дня.

После малой ектеньи и седальнов читается 50 псалом, и начинается пение одного из самых прекрасных и знаменитых канонов, называемого Волною морскою по начальным словам первого ирмоса. Этот канон приписывается трем авторам. Триодь говорит нам, что от 1 до 6 песни этот канон сочинил Марк, епископ Идрунтский. Это тот Марк, которому изначально приписываются Марковы главы в Типиконе, или хотя бы первые из них. Ясно, что Марковы главы не все им написаны, но они связаны с его именем, по его имени они получили свое название. Но в то же время Триодь замечает: «ирмосы же творение жены некия, Кассии именуемыя». Монахиня Кассия это чрезвычайно интересная фигура в церковной гимнографии, у которой была удивительная судьба. Она принадлежала к лучшим девицам Византийского царства, и когда император выбирал себе невесту, она была, по свидетельству источников, «как луна среди звезд». Смотрины проходили довольно долго, в длительных беседах, в одной из которых император заметил, что «все зло от жены», имея в виду Еву, на что Кассия, которая была не только прекрасна, но и умна, ответила: «И все благо от жены», имея в виду Пресвятую Богородицу. Тогда император понял, что она слишком умна, и отослал ее. И тогда она ушла в монастырь и стала знаменитым гимнографом. Она писала и светские стихи, как и Григорий Богослов, но наиболее преуспела в церковной гимнографии. Несколько текстов, поемых на Страстной, принадлежат ее перу, в том числе, знаменитейшие ирмосы канона Волною морскою.

Начиная с 6 песни и до конца этот канон считается творением Косьмы Маюмского. Заметим, что это один из редких случаев, когда в богослужебной книге расписано, кто что сочинил, а на самом деле многие каноны являются составными. По крайней мере, канон Благовещению очень четко распадается на две части и показывает разное авторство. Но в данном случае все просто зафиксировано в книгах.

Часть 2

Канон Волною морскою — не воскресный, не пасхальный, там очень много говорится о Страстях, о смерти и положении во гроб. Это, в общем-то, субботний канон, хотя стихи перед синаксарем там победные. В них говорится.Это текст, обращенный к кустодии — латинское слово, заимствованное в греческий и означающее стражу.

«Зря вы стережете гроб, стражники: потому что гроб не удержит Того, кто Сам является источником жизни».

Еще посреди страстного канона нам возвещается грядущая победа. Чрезвычайно интересны и красивы кондак и икос этого канона. Они имеют рефрен, который повторяется и в конце кондака, и в конце икоса. Вот этот кондак:

«Бездну Заключивый, мертв зрится, и смирною и плащаницею обвився, во гробе полагается, яко смертный, Безсмертный; жены же приидоша помазати Его миром, плачущия горько и вопиющия: сия суббота есть преблагословенная, в нейже Христос уснув, воскреснет тридневен».

И икос:

«Содержай вся на Крест вознесеся, и рыдает вся тварь, Того видящи нага висяща на древе, солнце лучи сокры, и звезды отложиша свет; земля же со многим страхом поколебася, и море побеже, и камение распадеся, гроби же мнози отверзошася, и телеса восташа святых мужей. Ад низу стенет, и иудее советуют оклеветати Христово Воскресение. Жены же взывают: сия суббота есть преблагословенная, в нейже Христос уснув, воскреснет тридневен».

Этот икос рисует нам картину всего мироздания: земля колеблется, море бежит, светила поколебались, ад уже боится своего поражения, а иудеи еще думают, какую бы им хитрость против этой мощи предпринять, и особое место в этих текстах занимает образ жен-мироносиц. Они вспоминаются в субботу, потому что пошли ко гробу, как только это стало возможно, чуть только рассвело, на грани этих дней — субботы и грядущего воскресенья. И победным гимном в этих текстах звучит рассказ о них, о тех, чья любовь и верность не знает преград: «Жены же взывают: сия суббота есть преблагословенная, » — это их день, день их непосрамленной веры и верности.

По 9 песни возглашается Свят Господь Бог наш, а мы знаем, что это чисто воскресная особенность, о которой мы уже говорили в Субботу Лазареву: в Великую Субботу входят самые яркие черты воскресного богослужения. Но этому воскресному тексту предшествует сама 9 песнь и ее знаменитейший ирмос:

«Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе, Егоже во чреве без Семене зачала еси сына: востану бо и прославлюся и вознесу со славою, непрестанно, яко Бог, верою и любовию Тя величающия».

Эти опять слова Христа, которые, по мысли гимнографа, Господь сказал тайно Пресвятой Богородице, еще будучи во гробе. В ответ на Ее стенания и слезы Он Ей говорит: «Не рыдай Мене, Мати». (есть даже иконография: Христос изображается во гробе, на фоне Креста, не лежащим, а как бы по пояс, и рядом с Ним Пресвятая Богородица и Иоанн Богослов; эта икона так и называется: «Не рыдай Мене, Мати»). Говорится о том, что Господь еще не воскрес, но тайно Свою Пречистую Мать утешил.

Закончен канон, поется Всякое дыхание и хвалитные стихиры, которые заканчиваются чрезвычайно интересным славником. Вот он:

«Днешний день тайно великий Моисей прообразоваше, глаголя: и благослови Бог день седьмый, сия бо есть благословенная суббота. Сей есть упокоения день, воньже почи от всех дел своих Единородный Сын Божий, смотрением еже на смерть, плотию субботствовав; и во еже бе, паки возвращься воскресением, дарова нам живот вечный, яко един Благ и Человеколюбец».

Здесь говорится, что это особенная суббота, прообразованная в Ветхом Завете, когда, по закону Моисееву, это был день покоя. Подобно тому, как Господь сотворил мир и в седьмой день почил от дел Своих, так и Сын Божий в субботу почил от дел Своих, это день Его покоя.

На И ныне поется чисто воскресный текст: Преблагословенна еси, Богородице Дево. Все больше и больше воскресных текстов; они накапливаются и изменяют характер службы.

И затем, как всегда это и положено при таком порядке утрени, великое славословие. Есть указание: «Славословие великое. Также входит настоятель во святый олтарь со иереи и диаконы. И облачится во вся священныя одежды (иереи же токмо в ризы); исходит со Евангелием под плащеницею, над держащим священником, диаконом же кадящим». Некоторые уставщики считают, что не на вечерне Великого Пятка должна выносится Плащаница, а в конце великого славословия в Субботу. Это не лишено оснований; вспомним, как выносится для поклонения Крест на Крестопоклонной и на Крестовоздвижение — именно во время Трисвятого по великом славословии. Но в нашей практике Плащаница уже на середине храма, и священники на Трисвятом только выходят, совершают поклонение перед Плащаницей, поднимают ее и начинают крестный ход.

После крестного хода следует очень важная часть богослужения, которая говорит нам об утраченном моменте службы. Дело в том, что после крестного хода поется тропарь Благообразный Иосиф, а потом следует чтение Св. Писания: возглашается прокимен и читается паримия из Иезекииля. Этот текст звучит как гром, он полон оглушительной силы, безусловной победы над смертью, победы Воскресения, силы Божией. Затем снова возглашается прокимен и следует чтение из Апостола, Аллилуйя и Евангелие (Мр. 27, 62-66). В древности на воскресной утрени возможно было чтение двух Евангелий, опыт церковный знает такой образец: на обычном месте после прокимна, и затем по великом славословии. Чтение Евангелия по великом славословии в Великую Субботу — это след очень древней и совершенно утраченной традиции, когда на утрени могло читаться два Евангелия (Око Церковное предписывает чтение воскресного Евангелия по славословии, когда на воскресенье выпадает Сретение, двунадесятый богородичный или храмовой праздник и праздничное Евангелие вытесняет воскресное).

Далее в нашей редакции Типикона указывается целование Плащаницы, и это может служить дополнительным аргументом в пользу того, что она должна выноситься именно на этой службе; ведь раньше не было указания на целование Плащаницы, а здесь оно есть — может быть, это означает, что и выноситься она должна именно в этот момент? Целование Плащаницы сопровождается пением особой стихиры: Приидите, ублажим Иосифа приснопамятного — стихира немаленькая и очень красивая.

Первый час присоединяется к утрени, а третий, шестой и девятый совершаются вместе с чином изобразительных, как сказано в Уставе, «в свое время». Великая Суббота — один из самых значительных и торжественных дней года, и для него назначена литургия Василия Великого. Конечно, это должен быть день усиленного поста, поэтому литургия Василия Великого должна совершаться на вечерне, как и в Великий Четверг.

Естественно, Благословено Царство, предначинательный псалом, великая ектения и стихиры на Господи, воззвах. Первые три стихиры являются воскресными стихирами первого гласа — теми, которые известны нам по Октоиху. Служба совершается «в субботу вечера», а чисто формально вечерня в субботу уже относится к воскресенью. Мы помним, что вечерня находится на границе двух дней: она завершает предыдущий и начинает следующий; стихиры поются воскресные, но литургия Василия Великого, совершаемая на вечерне, это литургия Преблагословенной Субботы, а не первого дня Пасхи. После трех воскресных стихир следуют три победных гимна — стихиры о сошествии во ад: «Днесь ад стеня вопиет: уне мне бяше, аще бых от Марии Рождшагося не приял», — ад вопиет, плачет: лучше бы я не принимал Того, Кто родился от Марии. «…Пришед бо на мя, державу мою разруши, врата медная сокруши, души, яже содержах прежде, Бог Сый воскреси. Слава Господи, Кресту Твоему и Воскресению Твоему». И следующие две стихиры начинаются так же:

«Днесь ад стеня вопиет: разрушися моя власть, прият мертваго яко единаго от умерших…» «Днесь ад стеня вопиет: пожерта моя бысть держава, Пастырь распятся и Адама воскреси…»

Эти тексты явно ориентированы на повествование Никодимова Евангелия.

На Славу поется уже известная нам стихира «Днешний день тайно великий Моисей прообразоваше…» а на И ныне Богородичен — догматик первого гласа, как и должно быть в субботу вечера. Таким образом, на маленьком участке службы происходит соединение ярких воскресных текстов и текстов, принадлежащих Великой Субботе.

Естественно, совершается вход с Евангелием, Свете тихий и без прокимна начинаются чтения. Эта служба знаменита огромным количеством паримий; на вечерне читаются пятнадцать паримий — отрывков из Ветхого завета, которые изображают или пророчествуют, или как-то прообразуют события Воскресения Господа нашего Иисуса Христа. Относительно некоторых паримий это легко понять, это лежит на поверхности, а где-то это понять сложнее. Классические тексты всем известны и понятны: про Иону во чреве китове (книга эта читается практически целиком на этой вечерне), из книги Исход читается отрывок о переходе через Красное море, кончается он той песнью, которая является первой библейской песнью канона: «Поим Господеви, славно бо прославися, коня и всадника вверже в море…» Должно начинаться пение: чтец читает стихи, а хор поет: «Поим Господеви, славно бо прославися». И так поется много-много стихов, а потом снова чтения.

Мы услышим удивительную паримию из Бытия про жертвоприношение Авраама. Господь не дал Аврааму принести в жертву Исаака, а Своего Сына послал на смерть для спасения рода человеческого; эта паримия удивительно звучит в Великую Субботу. Еще и еще читаются ветхозаветные чтения, и, наконец, последняя паримия из пророка Даниила, где говорится об испытании трех отроков, о наказании, которое оборачивается на самом деле их победной песнью, гимном, который тоже считается пророчеством о Воскресении Спасителя, когда к каждому стиху припевается: «Господа пойте и превозносите во вся веки».

На этой ликующей ноте служба переходит от ветхозаветных чтений уже собственно к чину литургии. После паримий ектения малая и пение Елицы во Христа крестистеся, потому что именно к этому дню раньше готовили оглашенных. Вот они крестились, они уже пришли из баптистерия, где их крестил патриарх, и торжественной процессией входят на службу, чтобы первый раз участвовать в таинстве Евхаристии. Церковь верных встречает их словами апостола: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись» (Гал. 3, 27). Гимн этот мы слышим нечасто, поэтому каждый раз для нас это гимн победы, это великий праздник.

Прокимен и Апостол. А после Апостола не Аллилуйя, а совершенно особый текст, состоящий из стиха «Воскресни Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех», который поется хором, и стихов, возглашаемых чтецом. Во время пения этих стихов, по указанию наших богослужебных книг, «иереи и диаконы извлачаются черных одежд и облачаются в белыя». Это момент переоблачения в белые одежды — между Апостолом и Евангелием на литургии Великой Субботы.

Читается Евангелие (Мф. 28, 1-20), которое говорит уже о событиях Воскресения, о том, что мироносицы услышали у гроба, и кратко о событиях, последующих за ними — чисто воскресное Евангелие. И дальше литургия Василия Великого по чину.

В этот день не поется Херувимская песнь. Она заменяется текстом, который мы слышим только один раз в год:

«Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет; Царь бо царствующих, и Господь господствующих, приходит заклатися и датися в снедь верным. Предходят же Сему лицы ангельстии со всяким Началом и Властию, многоочитии Херувими, и шестокрилатии Серафими, лица закрывающе, и вопиюще песнь: Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя».

Господь приходит «датися в снедь верным», в пищу верным, и бесплотные Ангелы закрывают от ужаса лицо, они не могут смотреть на эту тайну, а мы вкушаем Тело и Кровь Господню.

Этот текст, который звучит на службе раз в году, является ключом к пониманию Великой Субботы. Это день покоя и тишины, день, когда мы уже знаем о победе, но не открыто, а прикровенно, ведь она еще не явилась в полной мере. И этот текст напоминает нам о непостижимости этих событий и о цене этой победы, он не позволяет нам ликовать открыто, как на Пасху, а заставляет радоваться сосредоточенной, тихой радостью.

Евхаристический канон литургии Василия Великого, а по возгласе «Изрядно о Пресвятей…» поется ирмос 9 песни канона Не рыдай Мене, Мати, — это тоже особенность литургии Великой Субботы. Причастен этого дня тоже победный: «Воста яко спя Господь: и воскресе, спасаяй нас». После отпуста Божественной литургии назначен чин благословения хлеба и вина, не просто так, а потому, что, по мысли Типикона, братия не должна расходиться по кельям (для этого и времени особого нет). Все сидят в храме, и келарь раздает этот хлеб и вино, которые благословляются на службе только для того, чтобы народ подкрепился. Все сидят в храме и слушают Деяния апостольские, которые должны быть прочитаны целиком до полунощницы воскресной, начала пасхального богослужения.