МОЛИТВЕННОЕ ЧТЕНИЕ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ. 1. ПОНЯТИЕ О СЛОВЕ БОЖИЕМ СЕГОДНЯ

Начинаем публикацию книги Энцо Бьянки, настоятеля монастыря в Бозе, Италия, «Молитвенное чтение Священного Писания. Молитва Слову» (М.: Путь, 1997). Перевод с итальянского Ю.А. Гинзбург, редактор издания М.А. Журинская.

Слово Божие после многовекового изгнания вновь заняло подобающее ему центральное место в жизни Церкви; это неоспоримая истина. В сущности, можно говорить об обретении заново Слова Божия верующими, которые на протяжении столетий не знали Писания, не вступали с ним в непосредственное общение и не имели возможности соприкасаться со Словом Божиим в своей религиозной жизни. Церковь, правда, всегда жила Словом Божиим; но хотя пользование им и обращение к нему священнослужителей и ученых было узаконено, на деле сложилась такая ситуация, при которой важность Слова затемнялась целой стеной посредников — богословских систем и правил церковной дисциплины, становившихся между сознанием верующих и Священным Писанием, которое одно, строго говоря, знаменует начало и конец церковной жизни.

Второй Ватиканский Собор, которому предшествовали и который подготовили литургическое, библейское и экуменическое движения, на деле (и, быть может, в большей степени, чем того желали и предвидели отцы Собора) освободил Слово и положил конец изгнанию Священного Писания, так что ныне мы присутствуем при явлении Слова Божия христианской общине. Нам следует прежде всего возрадоваться этому и возблагодарить Господа нашего за то, что Он призвал нас и обратил к Слову Своему. Я все больше убеждаюсь, что из всех решений Собора самым провидческим было именно это возвращение Слова народу Божиему. Снова став средоточием церковной жизни, Слово дает постоянный толчок надолго затихшему было процессу: суду Божиему над историей, над жизнью и над самой Церковью как паломницей, осуществляющей христианское общение и святых, и грешников на пути к Царству. Слово обретено вновь как нечто живое, динамичное, действенное, способное питать веру, давать жизнь и судить о том, что значит быть христианами в истории и в человеческом обществе; кроме того, Слово неустанно проповедуется в собраниях верующих, оно — предмет чтения, молитвенных размышлений, молитв отдельных людей и христианских общин.

Тем не менее не следует умалчивать о той озабоченности, которую до сих пор вызывает определенное представление о Писании, — представление неполное и неверное и зачастую угрожающее главенству Слова, его центральному положению и его духовной плодотворности в Церкви.

Озабоченность возникает, во-первых, от того, как многие священники и верующие принимают новые сборники религиозных текстов на праздники и на будни, составленные, следует отметить (особенно это касается праздничного), умно и искусно. Бурно развивается издание книг и пособий, ставящих своей целью помощь священникам и верующим в постижении Слова; но готовность прибегать к этим изданиям, несомненно повышенная и чрезмерная, вызывает тревогу. Прежде всего, такого рода публикации вызывают у отдельного человека и у целой общины пассивность по отношению к Писанию, словно избавляют проповедника и слушателя от личных усилий, так что можно сказать, что нынешнее распространение печатных пособий и руководств, содержащих готовые гомилии и молитвенные чтения Писания, таит в себе опасность парадоксального результата: это может разрушить прямое соприкосновение с Библией, освобождая, в сущности, от собственных занятий, от трудных, разумеется, но необходимых попыток вникать в смысл самому, и главное — от молитвенного общения с текстом. Как может сочинение, возможно, написанное более или менее наспех неким ученым экзегетом или теологом, едва попав на язык проповедникам, которым в сущности должно быть стыдно произносить слова, не продуманные, не прочувствованные, не вымолвленные ими самими, стать словом жизни и пищей для разных людей, для находящихся в разных обстоятельствах местных церквей? А потом мы жалуемся, что слово Божие сегодня уже не трогает собравшихся и словно отскакивает от непробиваемых стен и перегородок! Но развеэто — действенное Слово Божие, возвещаемое проповедником, свидетелем верным, чистосердечным, не боящимся трудностей, которые в этом Слове заключены?

Проповедник Слова должен чаще и осознаннее вспоминать, какими именами наделяет его Писание: он выступает там как «служитель Слова» (Лк 1:2), «служитель и свидетель того, что ты видел и что Я открою тебе» (Деян 26:16), «служитель Христов и домостроитель тайн Божиих» (1 Кор 4:1) и прежде всего как пребывающий «в служении Слова» (Де- ян 6:1-4). Это означает, что он не может читать Слово второпях и тем более выуживать его из какого-нибудь пособия для проповедников, чтобы оно затем прозвучало со всяческими интеллектуальными, психологическими и социологическими прикрасами. Он должен сначала долго читать его и благоговейно над ним размышлять, должен обращать его в молитву, так чтобы оно подчинило, поработило его себе. Если верно, как говорит апостол Петр (2 Пет 2:19), что кто кем побежден, тот тому и раб, то проповедник должен быть прежде всего рабом Слова: только так он сможет стать его свободным, отчетливым, бодрым эхом. Он будет возвещать Слово, повторять его, стараясь избежать искажений, и попытается стать посредником, чтобы помочь слушателям понять смысл текста, помещая его в общебиблейский контекст и тем самым толкуя Библию с помощью Библии.

Он отвергнет грозящий церковнослужителям соблазн думать: «Тебе, которому Писание ничего не говорит, скажу я», — и ограничится тем, что будет сам свидетельствовать о вере, — не стыдясь, призывая слушателей отказаться от пассивного отношения к тексту и приглашая их вникать в Слово и самостоятельно думать о том, как претворять и воплощать его в их повседневной жизни. Я верю, что и сегодня не утратили своей убедительности обращенные к христианам слова святого Амвросия: «Почему вы не посвящаете своего досуга чтению Писания? Не беседуете с Христом? Не навещаете, не слушаете его?… Мы слушаем Христа, читая Писание» (св. Амвросий, «Об обязанностях клириков», I, 20, 88).

Другого рода озабоченность возникает из-за того, как занимаются Писанием в так называемых малых церковных группах и в других объединениях прихожан, стремящихся приблизиться к Слову Божию. Там чтению — которое должно было бы стать средоточием духовной жизни, притягивающим к себе все большее число людей, и которое зачастую проводится не в форме, принятой в Церкви, а в форме диалога — недостает глубины восприятия и опять-таки личных усилий в постижении Слова. Тяга к «актуализации» достигает крайней степени, и подход к Писанию становится опасно узким из-за того, что развивается привычка выбирать из Библии страницы на животрепещущие для данной группы темы. Мир, социальная справедливость, насилие и ненасилие, брак, свобода и права человека кажутся предметами столь злободневными, что оправдывают «выборки» из Слова, а иной смысл, в нем содержащийся, не находит внимания и остается в тени.

Еще Иоанн Златоуст, столкнувшись с таким подходом к Слову Божию, счел нужным высказать суровые слова: «Постигшее нас охлаждение веры проистекает от того, что мы не читаем Писания во всей его полноте и выбираем из него то, что кажется нам более ясным и полезным, не обращая внимания на остальное. И сами ереси распространяются таким путем — когда не желают читать Писание целиком и полагают, что есть в нем места важные и места второстепенные» (свт. Иоанн Златоуст, «Беседы о Прискилле и Акиле» (беседа I)).

Подобное чтение, «выхватывающее» отдельные места, ведет к пристрастному восприятию Слова и к идеологизированному и мирскому толкованию Писания. Отныне уже не Слово Божие освещает знамения времени, яснее проступающие благодаря ему в сознании верующих, а идеология направляет Евангелие в определенную сторону и называет «знамением времени» всякое историческое событие, притязающее на то, чтобы наполнить Слово злободневным содержанием. Более того, столь неуважительно прочитанное Слово Божие не может выявлять таких знамений времени, проблем и суждений, которые не были бы уже известны верующему из других источников. Так к тем, кто берется вычитывать предполагаемые знамения времени, уже определенные, заранее отобранные и истолкованные с помощью идеологической системы — социологической или психологической — возвращается древнее искушение прорицателей.

Слишком слабы, как кажется, усилия претворить Слово Божие в молитву. Молитва зачастую исчезает, уступая место анализу. Подобное чтение рискует так и остаться интеллектуальным и социологическим, не имеющим той действенной силы, какой обладают обращение и возрастание духа во Христе. Нельзя прибегать в дискуссиях к Слову Божию, особенно к известным этическим текстам Евангелия, к «коллажам» из библейских стихов, которые хорошо звучат потому, что воспринимаются как лозунговая и броская литература, но не составляют целостного чтения и не дают возможности последовательного, стройного толкования слов Господа.

Существует озабоченность и в связи с другим способом чтения, основанном на так называемой «медитации». Этот метод, применяемый чаще всего при определенном — монашеском — образе жизни, когда к Писанию обращаются ежедневно, уделяет очень мало внимания молитвенному чтению (lectioni divinae), за которым стоит богатейшая традиция, отметившая своей печатью молитвенную жизнь первых пятнадцати веков Церкви. В «медитации» — в обычном ее понимании, несколько искажающем представления Лойолы, — слишком много рассудочности и в особенности психологизма. Свойственное ей стремление к упорядоченности и методологической изощренности в соединении с очевидными волюнтаристскими тенденциями делают из верующего не созерцателя, но «упражняющегося». Однако этот метод широко распространен в монашеских общинах. (На современном этапе обновления религиозной жизни только нищенствующие монашеские ордена и XXXI Генеральная конгрегация Общества Иисуса открыто призвали к молитвенному чтению отцов Церкви.)

К тому же он слишком часто приводит к духовным упражнениям, имеющим своей целью такие мысли, которые могут пробуждать чувственность в уме и сердце — всяческие «излияния», «восторженные поклонения», различные по накалу. У подобной медитации, свойственной «новому благочестию», есть большой недостаток: она антропоцентрична и эгоцентрична. Она направлена исключительно внутрь души и стремится к владычеству над движениями сердца. Будем осторожны! Эгоцентрическая духовность сегодня как бы стала припевом, «украшением» метода, но она по-прежнему загоняет нас в себя, а не освобождает: вчера это были «движения сердца», сегодня пользуются такими выражениями, как «психогигиена», «изначальное душевное равновесие», «самоочищение». Но христианин держится подальше от такого рода медитации, которая не имеет ничего общего с подлинной медитацией, неизменно теоцентричной или христоцентричной, и никогда не сосредотачивается на себе самом.

Истинно христианская медитация не главным образом служит тому, чтобы «приносить пользу». Если это случается, то как бы сверх желаемого, но направлена она к единственной цели: укрепить общение с Богом. Она вступает в такое общение, освобождая чувства, спускаясь в глубины сердца в поисках единства, источника бытия и действия в отношениях с Другим, Который устраивает и просвещает нас так, чтобы мы искали общения с Ним. Христианин не может вглядываться в самого себя вместо того, чтобы не сводить глаз с Бога!

Более того, сегодня понятие и сам термин «молитвенное чтение» по большей части остаются неизвестными в религиозной жизни, их бытование ограничено собственно монашескими орденами бенедиктинцев и цистерцианцев; бенедиктинский устав (RB 4.55-56; 48; 49,4), желающий превратить монашескую общину в «школу молитвенного служения», гласит, что предаваться медитации — значит читать и перечитывать, повторять и шептать, обдумывать про себя и произносить вслух, закреплять в уме и хранить в сердце Слово, чтобы придти не к прениям, не к чувствам, но к молитве, к созерцанию и от него — к действию Божию. Молитвенное чтение — достояние не одних только монахов; и в обычной религиозной жизни оно не должно рассматриваться как нечто чуждое ее собственным традициям, создающее проблему «сосуществования» с другими надлежащими формами молитвы и благочестия (евхаристическим общением, медитацией, умной молитвой и т. д.). В действительности молитвенное чтение, имеющее своим предметом Писание, а не какой-нибудь святоотеческий или иной духовный текст, побуждает признать центральное положение Слова в религиозной жизни, его господство над бытием верующего, его канонические права источника всякой христианской молитвы, и тем самым реально способствует необходимому обновлению религиозной жизни. Зачастую религиозная жизнь, лишенная мотивации и содержания, зато погрязшая во множестве забот и дел, может обрести в молитвенном чтении Писания прекрасную возможность вернуться к своей сути, к своей христологической основе, к поискам Бога — своему началу и смыслу.

Наконец, не будем забывать, что там, где не полагаются на Библию или не прибегают к ней постоянно, где к молитвенному чтению не относятся как к делу обязательному и серьезному, — там возникают различные формы чувствительного благочестия, бесплодность богословской мысли, погруженной в рассудочные спекуляции, сдвиг интереса и внимания к вторичным и маловажным сторонам христианской Вести, утверждение индивидуализма и утрата чувства общности с другими, жажда нововведений любой ценой, иссякание жизненных соков традиции и культ предполагаемых знамений времени.

Люди, занимающее видное положение в Церкви, если они не воспитаны на молитвенном чтении, проявляют себя затем в проповеднической, наставнической и пастырской деятельности как люди книжного, литературного склада, неуверенные в себе, скорее сомневающиеся, неспособные произнести слово «как власть имеющие», а привыкшие говорить как книжники и фарисеи (Мф 7: 28-29), зачастую стыдящиеся Евангелия, которое возвещают (ср. Рим 1:16; 1 Кор 3:12; 4:2). Только услышанное, воспринятое, сохраненное и обдуманное Слово может творить пророков, способных делать освобождающий, провидческий выбор, может творить людей, которые, оставаясь верны земле и человечеству, говорят нам о Боге!

Имея в виду эти поводы для озабоченности, я решился предложить кое-какие соображения относительно молитвенного чтения Писания.

На чем они основаны? Прежде всего на долгой церковной традиции молитвенного чтения на Западе и на Востоке, в особенности на святоотеческой традиции, затем — на применении этого метода в опыте той общины, где я живу, и, наконец, на нынешнем положении верующего, которое также не может не отражаться на подходе к Слову.

Сегодня нам, несомненно, легче прибегать к медитации в святоотеческом понимании, поскольку современная психология и психология библейская сходятся. Сегодня уже известно, что человек — это не душа и тело в дуалистическом смысле, равно как и то, что человек в целом есть существо не завершенное, но «становящееся», наделенное не духом как внутренним пространством, но жизнью, помещенной в историю.

Жизнь человека — история; это значит, что человек обусловлен другими людьми и жизнью общества, что он определяется своими поступками и взаимоотношениями с миром. И посему духовная жизнь, в нашем случае медитация, есть не погружение внутрь себя и не восхождение отдельной личности к высотам, но паломничество к Богу, совершаемое в мире. И следовательно, медитации должно предаваться для других людей и вовлекая в нее других людей.

Мы уже говорили, что чтение Библии должно быть живым; следует искать смысл слов, пытаясь понять, как Писание ныне судит об истории, о Церкви, о нас. Слово есть сила Божия (ср. Рим 1:16), и оно судит любые сегодняшние обстоятельства.

Так как же мне подходить к Библии, чтобы услышать не только отзвуки былого, того времени, когда она была написана, но и живое слово, обращенное к моему сегодняшнему дню?

Бог говорил в определенный момент истории, в определенном месте, в условиях определенной культуры. Как же мне проникнуть в тайну связи между Откровением и историей? Достаточно напомнить здесь о нескольких соображениях, поясняющих, как следует подходить к тексту.

Не будем забывать, что Откровение совершилось через историю. Оно содержит сообщение, основанное на событиях политической, экономической, частной жизни, и стремится передавать не догматические истины, но рассказ и свидетельство о делах Бога, о Божиих деяниях «нас ради человек».

Это Откровение есть чтение исторического события (ср., напр., Исх 12:37 и Лк 24:2-3), по поводу которого община и пророк, в вере и Духе, предаются молитвенному размышлению, угадывая вмешательство Божие, которое затем становится основанием для хвалы Ему в молитве (ср. Исх 15:1 и слл. и Лк 24:34).

Откровение, к которому мы прикасаемся в Библии, рождается в процессе, схожем с процессом молитвенного чтения: чтение (о событии), медитация (над событием), молитва (за событие), — становясь вечным свидетельством Библии, воплощенным в некоем языке, в историческом слове. Мы должны это сознавать. И поэтому следует помнить о том, что язык Писания и наш сегодняшний язык требуют взаимоопосредования и что существует дистанция между преходящей оболочкой сообщения и заключенным в нем вечным Откровением. Но этого окажется недостаточно, если мы не примем во внимание того обстоятельства, что слово не только исторично, но и имеет свою историю.

Речь Бога к человеку разворачивается во времени. Это не та речь, которую отличает количественное приращение истины, это постепенное освоение и прояснение истины, заключенной в изначальном озарении. Нужно постоянно возвращаться к этой глубинной логике, к этой речи Бога. Совершая такое действие, которое требует также определенной методологии чтения, каждый верующий, исходя, разумеется, из собственных возможностей и пользуясь своими средствами, должен как минимум не упускать из виду историческое чтение, задача которого — определить как обстановку, в которой родилась конкретная библейская страница, так и вопрошания и нужды веры, на которые она стремилась ответить, а также и ситуацию, предлагавшуюся на ее суд. Сразу же после этого можно попытаться приступить к чтению целостному, доксологическому, то есть стремящемуся расположить сообщение, явившееся из исторического чтения, во всеохватывающем замысле Божием, во всей истории спасения, рядом со всеми другими откровениями.

Итак, я постараюсь представить некую обновленную форму молитвенного чтения и объяснить подробнее его метод; я не хотел бы, чтобы этот метод стал непреложным и застывшим, так как убежден, что способы слушать и молиться для всех различны и что каждому их подсказывает Святой Дух.

Есть много людей, которые после начального порыва энтузиазма начинают испытывать усталость от предпринятых попыток и жалуются на свою неспособность «обращать слово в молитву». Вовсе не притязая на умение наставлять в молитве, я предлагаю то, чему к настоящему времени научился сам, в надежде, что смогу продолжать эти усилия вместе со всеми верующими, которые любят Слово (ср. Пс 118:97) и стремятся стать «служителями Слова» (Лк 1:2).

Итак, я попытаюсь представить молитвенное чтение Слова Божия в том понимании, которое дерзаю назвать троичным, ибо троична молитва и троична наша жизнь. Разве не подвигает нас Дух Святой искать Христа, чтобы созерцать единого Бога, Господа вселенной?